Разум капризен.
Как и чувства.
Мои ощущения в тот день были тому доказательством.
Я проснулась грустной, безо всякого желания что-либо делать. Единственное, что я хотела, – положить подушку себе на голову, чтобы свет, который настойчиво напоминал о начале нового дня, скрылся и я могла продолжить спать до следующего утра.
Привыкать к новому оказалось намного труднее, чем я думала. Мне было сложно понять, почему я все еще не могла чувствовать себя счастливой и полноценной, даже находясь там, где мне хочется быть.
Мне казалось, что все сошлось.
Я изо всех сил старалась не думать о дате. Это не должно было иметь значения.
Смерть мамы причиняла мне боль каждый день. Я даже переживала, что однажды наступит день, когда боль пройдет. Мне было страшно, ведь тогда я пойму, что забыла ее, а она этого не заслужила.
Мама – лучшее, что было в моей жизни. Я любила ее. Мне почти нравилось ощущать эту тупую боль в центре груди, которая напоминала мне, что мама была настоящей, что она жила со мной, что она существовала.
В такие дни мне нужно было чем-то занять себя. Я должна была подтолкнуть себя, чтобы двигаться дальше. Заставить себя что-то делать, даже если совсем этого не хочется.
Я встала с кровати. Надела шорты, майку и кроссовки, потом достала ключи из сумочки и выбежала на улицу.
Если что-то и могло поднять мне настроение в тот день, так это доза эндорфинов. Я пробежала девять с половиной километров и, когда вернулась домой, чувствовала себя уже намного лучше – гораздо живее и энергичнее.
Я немного поболтала с Эллен, которая только что проснулась. Мне нравился ее медленный и спокойный образ жизни.
Мы не разговаривали долго, потому что мне нужен был душ.
Из своего шкафа я взяла сумку с туалетными принадлежностями, в которой было все необходимое для приятного расслабляющего душа, и заперлась в ванной.
В тот день мне нужно было побаловать себя, чтобы поднять себе настроение.
И все, что я делала, сначала мне помогало.
Первая половина дня прошла довольно хорошо. Голова была занята, а тело достаточно устало, чтобы не бороться со мной, но по мере того, как тянулся день, печаль снова начала подкрадываться ко мне.
В районе шести часов вечера я поняла, что мне нужно прочувствовать свою печаль, чтобы преодолеть ее, и я знала, где лучше всего это сделать – на катке.
Я взяла коньки, оделась потеплее и отправилась туда.
Прежде чем переехать, я первым делом посмотрела, где находится городской каток. Он был расположен достаточно далеко от общежития, но прогулка пошла мне на пользу.
Оплатив билет, я села на скамейку, чтобы надеть коньки.
Как только я вышла на каток, звук лезвия, скользящего по льду, долетел до моих ушей; когда я почувствовала, как мягко движется мое тело, словно оно было невесомым, и ощутила дуновение ветра мне в лицо, я осознала, что мой разум опустошен.
Я осталась наедине с чувствами в моем мире.
У меня был дерьмовый день.
Накануне вечером отец позвонил и сказал, что хочет познакомить меня с детьми акционеров компании.
Несмотря на то что мне совсем не хотелось ехать, разумеется, я не мог не согласиться.
Сложно сказать наверняка, был ли я единственным человеком в этом гребаном гольф-клубе – серьезно, куда еще пафоснее? – который понял, что совершенно туда не вписывается. По крайней мере, для меня это было очевидно.
Меня не интересовало ничего из того, о чем они говорили. Конечно, я понимал, о чем шла речь, не зря же изучал предпринимательство, – но в действительности я слушал их вполуха.
Мне было куда комфортнее находиться в окружении своих друзей, с которыми у меня более-менее совпадали интересы, и, самое главное, которые не вели образ жизни сорокалетних и не думали как они.
Возможно, моему отцу стоило взять одного из этих парней под свое крыло и научить его управлять компанией, чтобы тот сменил его, когда папа решит выйти на пенсию. Может, этот парень и не был бы членом семьи, зато он определенно справился бы с работой намного лучше, чем я. Прежде всего, потому что он бы этого хотел.
Встреча продлилась почти четыре часа.
Когда мы наконец закончили, я заскочил домой переодеться и вышел на городской каток, чтобы покататься.
Мне нужно было выпустить пар. Мне хотелось почувствовать себя как дома, и ничто не могло дать мне это ощущение так, как пребывание на льду.
Катание на коньках одновременно зажигало меня и успокаивало. Лед был моей жизнью.
Как только лезвия коньков соприкоснулись со льдом, все напряжение, которое ощущалось в плечах, отпустило меня.
Я несколько минут катался, полностью погруженный в свои мысли, и наслаждался ощущением холодного ветра на лице. Словно я оставил за пределами катка все проблемы. Словно я мчусь на коньках так быстро, что они не могут меня догнать. Я чувствовал себя свободным.
Спустя несколько минут самоанализа я огляделся по сторонам.
Не знаю, чем именно она привлекла мое внимание. Возможно, легкостью и плавностью своих движений, а может, тем, что через них она словно рассказывала свою историю. Она держалась на льду так, будто кататься на коньках для нее было так же естественно, как дышать. От нее веяло печалью и неприступностью.
Но самое главное – как только я увидел ее на льду, я не мог оторвать от нее взгляда.
Мне было интересно, что у нее произошло.
И с каждым новым кругом, на который она заходила, мое любопытство увеличивалось.
Иногда я ехал за ней, иногда обгонял, но было и так, что мы с ней катались рядом.
Ни на секунду у меня не возникло ощущение, что она подозревает о моем существовании, как и о существовании тех немногих людей, которые были на льду помимо нас.
Она словно была одна на этом катке.
На нее было больно смотреть.
Ее светло-каштановые волосы были собраны в пучок, а когда свет падал на них, она даже походила на блондинку. Несколько прядей выбились у нее из прически и падали ей на шею и лицо.
Руки так и чесались убрать их.
Наблюдая за ней, я осознал, что задержался, и перевел взгляд на гигантские часы на стене. Было больше девяти часов вечера. Каток скоро закроется. Неужели она планирует оставаться здесь до последней минуты?
Я сошел со льда, чтобы отправить сообщение, – решил предупредить Эрика, что у меня возникли непредвиденные дела и я задержусь.
Отправив сообщение, я остался сидеть на трибунах и наблюдать за ней. Почему она выглядит такой грустной?
Примерно через двадцать минут я не выдержал – набрался смелости и вышел на лед. Мне нужно было узнать, что у нее случилось. Если больше никто не заметил, что у девушки не все в порядке, значит, я просто обязан ей помочь. Выяснить, что стряслось.
Я скользил по льду, пока почти не сравнялся с ней. Она не замечала моего присутствия. Я проехал пару кругов, бросив взгляд на нескольких человек, которые еще остались на льду. Каток уже совсем скоро закроется.
Удивительно, что никто не смотрел на нее. Как никто, кроме меня, не заметил, что этой девушке так грустно? Решившись наконец, я подъехал к ней и посмотрел на нее. Я с удивлением увидел слезы на ее лице.
В этот момент я больше не мог себя сдерживать.
– Почему ты плачешь? – не в силах устоять, поинтересовался я. Наверное, разумнее всего было бы для начала поздороваться с ней. Не знаю. Или как-то еще начать издалека. Но мой язык был быстрее мозга. Подобное часто случалось со мной.
– Что? – спросила девушка, при этом глядя на меня так, словно совершенно не понимала, откуда я взялся.
Словно она только сейчас осознала, что была не одна.
– Я спросил, почему ты плачешь, – мягко повторил я. Мне хотелось, чтобы она доверяла мне.
Я не мог точно сказать, зачем мне внезапно это понадобилось, но почему-то возникло такое желание.
Некогда было анализировать еще и это. Не тогда, когда у меня в руках была тайна, требующая разгадки.
– А… – выдавила девушка, поднесла руки к лицу, вытерла слезу и недоверчиво посмотрела на свои пальцы. Как будто она не осознавала, что плакала, пока я не указал ей на это.
Интересно. Меня это заинтересовало.
– Тяжелый день? – спросил я, пытаясь разговорить незнакомку, когда заметил, что она не собиралась больше ничего добавлять.
– Что-то в этом роде, – ответила девушка, пожимая плечами, словно не хотела придавать этому значения.
Она провела рукавами свитера по лицу, чтобы избавиться от следов своей боли.
– Ладно, если не хочешь говорить, тогда я начну сам.
Девушка повернула голову, явно удивленная моим заявлением, и прищурила глаза, будто пытаясь проникнуть в мои мысли.
Я засмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Это я хотел узнать, о чем она думает, а не наоборот.
– У меня сегодня выдался дерьмовый день. Мой отец, который общается со мной только ради того, чтобы передать мне семейный бизнес, когда выйдет на пенсию, устроил мне встречу с новыми акционерами и их детьми. Она длилась целую вечность, и это было ужасно. Я чувствовал себя куском мяса, закинутым в стадо голодных волков, – признался я, не в силах сдержать улыбку.
– Стадо? Ты имеешь в виду стаю? – поправила она меня, с тенью улыбки на губах.
Только ради этого стоило рассказать ей обо всем дерьме, которое происходило в моей жизни.
– Это все, что ты скажешь? Я только что излил тебе душу, – сказал я с притворным возмущением, прижав руку к своей груди.
– Мы с тобой даже не знакомы, – ответила она. Тем не менее по ее тону я понял, что она немного повеселела.
Мне удалось отвлечь ее.
– Ну, конечно. Разве есть что-то проще, чем вывалить свои проблемы на незнакомца?
Она впилась в меня глазами, и у меня в голове промелькнула мысль, что я никогда не видел такого глубокого зеленого оттенка. Поразительно.
– А знаешь что? Возможно, ты прав.
– Обычно так и есть, – ответил я, широко улыбнувшись ей.
Я понял, что мне удалось наладить с ней контакт. Я даже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким счастливым. Таким счастливым, будто я выиграл в лотерею. Ощущения были в точности как после победы в матче. Это опьяняло.
Я не отдавала себе отчет в том, что плакала, пока он не сказал мне об этом.
Было неприятно осознавать, что я настолько погрузилась в себя, что не видела ничего дальше своего носа. Но больше всего меня смутило то, как этот парень вел себя со мной. Он казался искренним. Будто ему действительно хотелось узнать, что со мной стряслось, и он был прав, – какая разница, что я расскажу, если мы друг друга не знаем?
И я решила начать.
– Я из штата Вашингтон. Уехала из дома, потому что больше ни секунды не могла там находиться. У меня был парень, которого я не любила, а он изменял мне. Отец хочет сделать из меня ту, кем я никогда не хотела быть, и с тех пор как я решила, что буду идти за своей мечтой, а не его, он всячески старается игнорировать меня. Хотя и раньше он не был лояльнее ко мне. Я устала от того, что не соответствую ожиданиям других. Но и это еще не все. Больше всего меня раздражает, что даже сейчас, когда, казалось бы, я зашла так далеко и занимаюсь тем, что мне нравится, я по-прежнему чувствую себя одинокой. Мне грустно, и это полный отстой, – наконец закончила я. Стоило мне раскрыть рот, как все эмоции, что накопились, тут же вырвались наружу.
– Просто невероятно, – сказал он голосом, полным недоверия и чего-то похожего на восхищение.
Его тон заставил меня повернуть голову и посмотреть на него. Мне хотелось понять этого парня.
– Что?
– То, что ты осмелилась бросить вызов своему отцу и ушла из дома. То, что следуешь за своими мечтами.
Я пожала плечами.
– В этом нет ничего удивительного. Я больше не могла там находиться.
– Ты все равно очень смелая. Я терпеть не могу своего отца. Мне не нравится то будущее, которое он для меня приготовил, но тем не менее я не спорю.
– По мне так это куда сложнее. – Мы оба рассмеялись.
Несколько минут мы катались молча. Мне было уютно в этой тишине, и я захотела рассказать ему. Не знаю почему. Просто с этим парнем я почувствовала, что меня действительно слушают. Как будто ему и впрямь было интересно, что со мной происходит.
– Сегодня годовщина со дня смерти моей мамы.
– Черт… – выругался он. – Вот же отстой.
Он не сказал «мне жаль», и даже казалось, искренне расстроился, что было нормальной реакцией. И это заставило меня улыбнуться.
– Именно поэтому я и развела здесь море слез. Мне все еще очень больно, – призналась я, и меня даже напугало то, насколько естественным мне это показалось.
Когда мы выходили с катка с коньками на плечах, я все думал о том, что она осмелилась сделать то, чего я не мог.
Как, черт возьми, она набралась смелости уехать за тысячи километров от дома, чтобы изучать то, что было интересно ей, а не ее отцу?
Это поистине впечатляло.
С той самой секунды, когда она рассказала мне об этом, я мог смотреть на нее только с уважением и восхищением.
Во мне поднялось беспокойство. Уже вот-вот нужно было попрощаться и каждому идти своей дорогой, но я не мог этого допустить, не убедившись в том, что непременно встречу ее вновь. Мне нужно было заполучить ее номер или узнать, где я могу ее найти.
Черт, я даже не знаю ее имени, но уже уверен в том, что из нас получатся отличные друзья.
Мы оба расстаемся с нашими проблемами на катке. Уже один только этот факт делал нас куда более совместимыми, чем девяносто процентов населения.
Когда мы вышли на улицу, уже начало смеркаться.
Мы шли молча. Каждый потерялся в своих мыслях.
Я думал, как лучше всего предложить ей встретиться снова.
Когда мы оба стояли на тротуаре, глядя друг на друга, и я увидел, как она открывает рот, чтобы попрощаться, то понял, что пришло время действовать. Сейчас или никогда.
– Если ты дашь мне свой номер, я могу показать тебе город, – хриплым голосом предложил я.
Я мысленно выругался, потому что прозвучало это, как фраза из плохой романтической комедии. Будто я флиртовал с ней. А мне просто хотелось узнать ее поближе и подружиться.
У меня не было времени уточнить это, потому что как раз в этот момент у меня зазвонил телефон. Я вынул его из кармана и увидел, что звонила Мейси. Я должен был позвонить ей еще несколько часов назад. Я не мог не ответить.
– Дай мне минутку, – сказал я и поднял указательный палец, показывая, что отойду ненадолго.
Я повернулся и отошел на несколько шагов, чтобы уединиться.
– Мейси.
– Мэтт, – резким тоном сказала она.
Я не удивился, что она злилась.
– Я забыл позвонить тебе.
– Я заметила. Ты зайдешь сегодня посмотреть какой-нибудь фильм?
– Нет, я с парнями, но, если хочешь, могу зайти к тебе завтра, – предложил я в попытке смягчить ее гнев.
Я понимал: это катастрофа.
Я и раньше мог забыть позвонить ей, и никогда особо не вдавался ни в какие подробности. Если бы кто-то спросил меня, я бы ответил, что встречаться с девушкой довольно сложно.
Приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы выделить на нее время, и это всегда ощущалось как обязанность.
– Конечно, с удовольствием.
Мне стало легче от того, что она, похоже, немного успокоилась. Я ненавидел, когда она злилась.
– Тогда я позвоню тебе завтра, и мы договоримся о времени, – нетерпеливо сказал я, потому что мне хотелось побыстрее закончить этот разговор.
– До завтра.
Когда я обернулся, то обнаружил, что девушки с катка нигде не было, она ушла, не попрощавшись. Внезапно у меня возникло чувство, будто я потерял что-то важное.
Я остался стоять посреди улицы как полный идиот, внезапно начав переосмысливать свою жизнь. Я стал думать о том, как бы мне вновь встретить эту девушку.